Зарождение интереса русских людей к освоению подводного мира не может быть охарактеризовано какой-либо конкретной, хотя и крайне отдаленной датой. Это общее соображение справедливо для многих, если не всех народов мира. Легенды рассказывают о том, что предки славян — анты — умели, скрываясь от врагов, долгое время проводить под водой дыша через продолбленную камышинку. Многочисленные контакты русских с Византией не исключают возможноми узнать что-либо о попытках Александра Македонского погружаться в морские глубины в сконструированной Аристотелем стеклянной бочке. Либо этому знакомству, либо собственной остроте ума, вероятно, обязаны сведения о том, что "славянские воины переплывают море под водой".
В том же источнике говорится: "Здесь мне рассказывали совершенно необыкновенные истории о нападении северных славян на турецкие города и крепости — они являлись неожиданно, они поднимались прямо со дна моря и повергали в ужас всех береговых жителей и воинов" (1595 год, французский иезуит Фурнье, побывавший в концe XVI века в Константинополе). Подтверждает эти записки француз, капитан фрегата, изобретатель подводных лодок Монжери.
Существуют предположения о конструкции подводных челнов запорожских казаков, высказанные в книге Г. М. Трусова "Подводные лодки в русском и советском флоте", но никаких подтверждений этого предположения составителям "Справочника" найти не удалось.
Скорее всего, запорожцы, опрокидывая долбленый чёлн и погружая его в воду, пользовались возможностью дышать воздухом, оставшимся в челне, превращавшемся при опрокидывании в воздушный колокол. Пользуясь этим способом для подкрадывания к намеченному объекту нападения, казаки могли добиваться эффекта внезапности.
Первое архивное подтверждение о постройке подводных лодок в России относится к 1718 году, когда уроженец подмосковного села Покровское, плотник Никонов Ефим подал челобитную на имя Петра I с предложением: "сделает он к военному случаю на неприятелей угодное судно, которым на море, в тихое время, будет разбивать корабли, хотя б десять, или двадцать, и для пробы тому судну учинит образец, сколько на нём будет пушек, под потерянием своего живота, если будет не угодно".
В январе 1720 г. Никонов в своей сказке своей показал: "Оное судно сделать может и в воде будет потаенно и подойти под военный корабль под самое дно (точно действовать в нём инструментами в тихую погоду и можно всё распиловывать и развёртывать, и для подлинного свидетельства повелеть ему сделать ныне модель не в такую меру, которым бы в море подойдтить под корабль, но ради показания в реке испытания".
Пётр I (не исключена возможность того, что при поездке в Англию он что-нибудь узнал о работах К. Ван-Дребеля) заинтересовался предложением Никонова и предоставил ему возможность построить на Галерном дворе предлагаемую модель.
В 1724 году на Галерном дворе, в присутствии его Величества Петра I модель была опробована — "опускиван в воду, и при спуске у того судна повредилось дно, и затем не действовало и вынято на берег и в нынешнем году пробовано трижды, и в воду опускивано, но только не действовало за течькою воды".
Никонов предполагал, что сможет построить и натуральный образец подводного судна, ибо модель по его объяснению предназначалась "только для пробы, как дух переводить" и "можно в нём быть в воде человеку два или три дни, а действовать и ходить под корабль не можно, понеже оное оделано только для пробы".
Неудачи продолжали преследовать Никонова, особенно после смерти его высокого покровителя. В 1728 году терпение Адмиралтейств-Коллегий лопнуло и она решила прекратить работы, ибо "через десять лет не токмо такого судна, ниже модели к тому делу действительно сделать мог... но оная по пробам явилась весьма не действительна". Не сделаны были и водолазные костюмы, предложенные Никоновым для выхода из судна с целью повреждения кораблей противника: "Для ходу в воде надлежит сделать на каждого человека из юхотных кож по два камзола со штанами, да на голову по обшитому или обитому кожей деревянному бочонку" с окошками против глаз. Безусловно талантливого, хотя и безграмотногo, изобретателя зачислили в обыкновенные адмиралтейские работники и отправили на работы в Астраханское адмиралтейство.
С большой неопределенностью, т.к. ни описаний, ни чертежей по этому судну не сохранилось, можно предположить, что подводная лодка Никонова была бочкообразной формы. Основанием к тому может служить участие бочаров в сборке судна, а также требование об отпуске "пятнадцати полос железных шириной в два дюйма две четверти", вероятно, для изготовлении обручей, стягивавших деревянный корпус судна. Любопытно, что для Никонова потребовано было "В Главную артиллерию послать промеморию и требовать, дабы к потаённому судну десять труб медных поведено было порохом начинить и селитрою вымазать от той артиллерии". Что это было — прообраз фугасных мин для подрыва вражеских кораблей, стрельба зажигательным составом или своеобразные пушки - так и осталось неясным.
Смелую реставрацию подводной лодки Е. Никонова выполнили Е. Дыгало и М. Аверьянов в своей книге "Откуда и что на флоте пошло".
Несмотря на то, что в последующие сто лет не производилось строительства каких-либо подводных судов, следует отметить, что интерес к подводному мореплаванию в русском обществе сохранялся. Свидетельством к тому служат статьи, напечатанные в журнале "Московский телеграф" за 1825 год. В №№ XII и XIII под рубрикой "Новые изобретения и открытия" первым номером помещен исторический обзор "Подводный корабль", подробно и со знанием дела рассказывающий о работах изобретателей подводных лодок, в том числе Фультона и Монжери. Репликой на этот обзор стала статья В. Н. Берха в XXIII номере этого же журнала "Об изобретении подводных судов в России в 1719 году", явившаяся первым печатным трудом по истории русского подводного кораблестроения. В 1827 году журнал "Славянин" публикует статью уже yпоминавшегося Монжери "О подводном мореплавании и войне". Нет сомнения, что создатель первой железной подводной лодки К.А. Шильдер был знаком с этими статьями.